1. Краткие содержания
  2. Толстой Лев
  3. Война и мир по томам частям и главам
  4. Эпилог

Краткое содержание Война и мир Эпилог по частям и главам

Другие тома:  Том 1,  Том 2,  Том 3,  Том 4,  Эпилог

Часть 1

Глава 1

Прошло семь лет после 1812 года. Европейские исторические процессы, казавшиеся внешне затихшими, бурлили в глубине. Историки называют этот период «реакцией», обвиняя лидеров того времени — например, Александра I, Наполеона или мыслителей вроде Шеллинга и Фихте — в сопротивлении прогрессу. В России реакцию приписывают лично Александру I: его действия (Священный Союз, конституция Польше, влияние Аракчеева) подвергаются жёсткой критике за «неправильные» решения.

Автор спрашивает: не вытекают ли все поступки Александра (и его «либеральные начинания», и «реакция 1820-х») из его личности, воспитания и условий эпохи? Исторические оценки субъективны: то, что сегодня считается злом или благом (например, Священный Союз), вчера могло быть противоположным. Автор усматривает парадокс — если судить Александра по современным представлениям о «благо» человечества (народность, свобода, прогресс), то и сами критики со временем окажутся неправы.

Ключевые даты: период после 1812 года, упоминание 1813-го (поход) и 1820-х годов. Историкам ставится вопрос: возможно ли объективное оценивание действий людей, если история движется силами, которые нам не полностью известны?

Глава 2

Автор анализирует представления историков о том, что великие люди направляют человечество к достижению конкретных целей — например, укреплению государства, распространению идей или прогрессу. Он отвергает это, указывая на нелогичность объяснения исторических событий через "случай" и "гений". Считает эти понятия лишь попытками заполнить пробел в знаниях: "случай" — когда не видна причина явления, а "гений" — признание непонятной силы человека.

Излагая свою позицию, автор приводит метафору о баране, которого откармливают для забоя. Для самих баранов события кажутся хаотичными и зависящими от "гения" одного из них или случайных обстоятельств. Однако, если отказаться от узкой цели (например, стремления к процветанию стада), становится ясна скрытая логика: все действия направлены на неочевидную для животных цель.

Применяя это к истории, автор утверждает: чтобы понять события XVIII–XIX веков (войны, революции, движения наций), нельзя искать в них "высшую цель" или исключительность личностей типа Наполеона или Александра I. Их действия — лишь часть необходимой последовательности фактов (убийства, перемещения армий). Каждый исторический персонаж вынужден соответствовать своей роли так же естественно, как растение производит свои цветы и семена: все детали их прошлого и выбора предопределены скрытой сутью событий. Таким образом, понятия "случай" и "гений" теряют смысл — история движется по своим законам, недоступным для полного человеческого осмысления.

Глава 3

В начале XIX века Европа переживает воинственное движение западных народов на восток (до Москвы) и обратно. Основные условия для этого движения: формирование мощной военной группы, отход от традиций и лидерство человека, оправдывающего преступления ради цели.

Французская революция разрушила старые институты, создавая почву для нового порядка. Наполеон, не имея происхождения или убеждений, поднимается благодаря «случайностям» и харизме. Его карьера начинается в армии: победы в Италии (1796–1797) и Египте (1798–1799), жестокость по отношению к пленным, сомнительные тактики. Возвращение во Францию (1799) приводит к захвату власти через заговор: он становится первым консулом после свержения главы. Казнь принца Энгиенского (1804), провозглашение империи и коронация усиливают его легитимность, несмотря на скандальные методы.

В 1805–1809 гг. Наполеон объединяет западные силы в Европейскую коалицию, покоряет Австрию (Аустерлиц, 1805), Пруссию (Иена, 1806). Короли и папа Римский признают его «величие». Кульминацией становится поход на Россию в 1812 г. Москва взята, но русское отступление, морозы, пожар Москвы (1812) приводят к катастрофическому отступлению.

В 1813–1814 гг. контрнаступление союзников (Россия, Пруссия, Австрия) разбивает Наполеона. В 1814 г. он теряет власть, его изгоняют на остров Эльба с деньгами и гвардией — вопреки ожиданиям союзников, которые могли бы наказать «разбойника». Автор подчеркивает роль случайностей в судьбе движения: от побед Наполеона до его падения.

Глава 4

Движение народов после наполеоновских войн постепенно стабилизируется. Дипломаты ошибочно считают себя творцами этого затишья, но их расчеты рушатся: новая волна исходит снова из Парижа — Наполеон возвращается во Францию (1815) без сопротивления. Его несут народные настроения, а после поражения он оказывается заброшен, проводя остаток дней в изгнании, где мелко интригует и оправдывает свои поступки — показывая всему миру, что его «сила» была лишь маской для высшей силы, управляющей событиями. 

Александр I представлен как ключевая фигура противодвижения с востока на запад. Ему присущи чувство справедливости, отстранённость от мелких интересов, духовная глубина и личное оскорбление Наполеоном. Его роль раскрывается в общеевропейских войнах: он объединяет народы против французского императора. После победы 1815 года Александр, ставший вершителем мира, внезапно отвергает власть, передаёт её «презренным» советникам и уходит в поиски духовного смысла жизни: «Не нам, не нам, а имени твоему!». 

Метафора пчелы показывает, что цели исторических личностей — лишь часть недоступной человеку общей цели. Как пчела служит многим задачам (от медосбора до оплодотворения растений), так и люди, будучи носителями своих целей, становятся звеньями в божественном плане, который остается за гранью человеческого понимания.

Глава 5

Свадьба Наташи Ростовой с Безуховым в 13-м году (1813) стала последним радостным событием для старого дома Ростовых. Граф Илья Андреевич, переживший пожар Москвы, бегство из столицы, смерть сына Пети и горе Наташи от смерти князя Андрея, ослабел нравственно. Его попытки проявить активность во время подготовки свадьбы лишь вызывали сострадание. После ухода Пьера и Наташи граф затих, заболел и вскоре скончался, осознавая неизбежную смерть. Графиня провела две недели у его изголовья. После похорон выяснилось, что долги графа превышали стоимость имений вдвое.

Никифор Ростов, получив известие о смерти отца из Парижа (1814), вернулся в Москву. Не взяв примера с родственников и друзей, отказаться от наследства, он добровольно обязался расплатиться по долгам. Кредиторы начали требовать погашения — даже те, кто ранее получал «подарки» в виде безденежных векселей. Продажа имений за полцены не спасла от убытков; Николай взял 30 тысяч рублей у зятя Пьера и вернулся к гражданской службе, чтобы содержать мать и сестру Соню.

Графиня не осознавала бедствия, требуя прежних условий жизни. Соня скрывала нужду, управляя домом и заботясь о тетке. Николай ценил её самоотверженность, но избегал её, чувствуя вину за холодность: он не любил идеальную Соню, а их отношения остались в прошлом по письму, где она дала ему свободу.

Позиция Николая усугублялась — жалованье едва хватало на расходы. Он отвергал предложения богатой женитьбы и не надеялся на изменения. Единственное «наслаждение» он видел в безропотном перенесении бед, уходя в молчание, прогулки и карты с матерью. Его жизнь оборвалась между долгу, горем и тихой муке.

Глава 6

В начале зимы княжна Марья приезжает в Москву и узнаёт из городских разговоров о положении Ростовых. Её трогает жертвенность Николая, который позже встречает её с холодностью. В доме Ростовых она чувствует неловкость: Николай ведёт себя сухо, а графиня требует от сына дружеских отношений. После первого посещения княжна решает больше не приезжать, но её мучают сомнения — она понимает, что Николай скрывает свои чувства. 

В середине зимы Ростов наконец приходит к княжне. Их разговор проходит напряжённо: он холоден и формален, но вдруг замечает её страдание. Вспоминая прошлое, Николай признаётся, что время изменилось. Княжна Марья не выдерживает — она говорит о его измене. Николай пытается её остановить, и в их молчаливом взгляде возникает понимание: причина их разрыва — неравенство условий (богатство Маши против бедности Ростовых). Однако в этот момент между ними пробегает искра надежды, делая всё возможным.

Глава 7

Осенью 1814 года Николай женился на княжне Марье и переехал в Лысые Горы с женой, матерью и Соней. За три года он расплатился с долгами без продажи имения жены, а после наследства от умершей кузины вернул долги Пьеру. К 1820 году Николай укрепил свои finances, приобрел соседнее имение и вёл переговоры о выкупе родового Отрадного — его давней мечты. 

Хозяйство стало для него главным делом жизни. Он отвергал модные тогда «английские новшества» и химические теории, считая ключом к успеху труд крестьян. Николай глубоко изучал интересы мужиков, учился их языку и обычаям, ставя их нужды выше своих приказов. Он точно выбирал бурмистров и старост — тех, кто одобрили бы крестьяне. Повышал поголовье скота у крестьян, поддерживал большие семьи, изгонял лентяев и развратных. 

Следил за полями так же строго, как за своими, добиваясь ранних посевов и сборов. Дворовых называл «дармоедами», но был непреклонен в делах мужиков — его решения одобрялись всеми. 

Графиня Марья не понимала его страсти к хозяйству: она ревновала, когда он счастливо рассказывал о богатом мужике Матвее Ермишине или радовался дождю для всходов. Она обижалась, когда Николай отказывал ей в просьбах крестьян, считая её вмешательство «поэзией». Он же объяснял: его цель — порядок и благополучие семьи, а не благотворительность. 

Результаты оправдали подход Николая: имение процветало. Соседние мужики просили стать их помещиком, а после смерти он остался в памяти как справедливый хозяин, ставивший «мужицкое дело превыше своего».

Глава 8

Во время хозяйского управления Николай Ростов страдал из-за своей вспыльчивости и привычки бить руки, унаследованной от гусарской службы. После женитьбы его взгляд на это изменился: однажды, наказав Богучаровского старосту, он рассказал об этом жене. Графиня Марья, плакала, не выдержав жестокости мужа. Николай, увидев её страдание, дал слово больше никогда не бить людей. Однако несколько раз в год срывался, после чего признавался и обещал исправиться. 

Соня, кузина Николая, жила в доме. Марье было тяжело с ней: она чувствовала свою вину перед Соней из-за прошлых отношений Николая и её собственной неспособности полюбить её. Даже слова Наташи, объяснившей случай из Евангелия о «неимущем», не помогли — Марья видела в Соне «пустоцвет», который принимал своё положение без сожалений, но оставалась неприкаянной. 

Николай был уважаем в губернии за деловитость: он управлял имением, предавался охоте и собирал библиотеку, читая исторические книги. Усадьба Лысых Гор, отстроенная после войны, отличалась простотой: деревянный дом с некрашеным полом, скромная мебель, но гостеприимство — семья Ростовых принимала родню и многочисленных гостей. Жизнь здесь шла по ритму работы, семейных обрядов и ежегодных именин.

Глава 9

Канун зимнего Николина дня, 5 декабря 1820 года. В имении Лысые Горы у Ростовых гостили Наташа с семьей и отставной генерал Денисов. Николай, занятый хозяйством, проверил счета, распорядился против пьянства на праздник и к обеду присоединился в плохом расположении духа. Графиня Марья, чувствуя его недовольство, мучилась мыслями о своей нелюбви, особенно во время беременности. После обеда Николай удалился отдохнуть, а жена, не сумев поговорить с ним, пошла в детскую. 

Дети развлекались, но Мария, оставаясь несчастной, решила зайти к мужу. Сын Андрюша и дочь Наташа случайно побеспокоили его. Однако маленькая Наташа, тихо поцеловав отца, вызвала у него умиление. Мария присоединилась — Николай объяснил, что не сердится, они помирились. 

Вечером в сенях послышались шаги: приехал долгожданный Пьер. Графиня Марья обрела мгновение счастья, но смешалась грусть — как будто недостижимая мечта напомнила о себе. 

6 декабря ожидался праздник, а пока в доме царило примирение и надежда на новые встречи.

Глава 10

Наташа вышла замуж за Пьера Безухова ранней весной 1813 года. К 1820 году у неё уже были трое дочерей и сын, которого она сама кормила. Она изменилась внешне: пополнела, стала сильнее и спокойнее, лишившись былого огня и подвижности. Лицо её стало мягче, но в нём редко мелькала душа — чаще виднелась лишь «плодовитая самка». Её прежний блеск вспыхивал лишь при возвращении мужа, выздоровлении ребёнка или воспоминаниях о князе Андрее (о котором она не говорила с Пьером). 

Наташа жила то в Москве, то в Петербурге, частично у брата Николая. В обществе её видели редко: она отказалась от светских обязательств, сосредоточившись на семье. Её считали нелюбезной и странной — она забросила пение, не заботилась о туалете и манерах, полностью посвятила себя мужу и детям. Мать Наташи (графиня) одобряла её выбор, называя «глупым» излишнее внимание к внешности: «она любит семью до крайности». 

Наташа считала смысл брака в создании семьи, а не в взаимном удовольствии. Она строго контролировала жизнь Пьера — тот не смел общаться с другими женщинами, ездить на обеды или тратить деньги без её согласия. Дом подчинялся его желаниям, но только тем, что Наташа угадывала в его мыслях и воплощала их (например, настояла на кормлении грудью после смерти первого ребёнка). 

Общество осуждало её за «опущение»: ревность, простота в одежде, нелепые слова. Однако Пьер был польщён её вниманием и подчинялся, чувствуя в семье твёрдость и гармонию. Через семь лет брака он ощутил себя «хорошим человеком», отражаясь в её верности его идеалам. Наташа очищала его мысли от лишнего, сохраняя лишь суть — словно таинственное зеркало. 

Жизнь Наташи стала целиком посвящена семье: она жертвовала собой ради мужа и детей, не замечая собственных потерь.

Глава 11

Два месяца назад Пьер получил письмо от князя Фёдора с просьбой приехать в Петербург для обсуждения дел общества, которое он основал. Наташа, несмотря на тоску по мужу, сама предложила ему ехать, веря в важность его занятий. Отпуск был дан на четыре недели, но Пьер задержался на две недели, что погрузило Наташу в состояние тревоги и раздражения. Денисов, гость Ростовых, с болью замечал её увядший вид — она отстранялась от всех, проводя время с младенцем Петей. Его болезнь из-за перекорма стала для Наташи одновременно испытанием и отдушиной: забота о сыне помогала справиться со страхом за мужа.

Когда няня сообщила, что Пьер приехал, Наташа едва сдержалась, чтобы не бросить младенца. Встретив мужа в передней, она обрушилась на него гневом, обвиняя во всех своих муках. Но вскоре буря улеглась: Пьер оказался в детской, нежно держа сына, и Наташа расплылась в улыбке. Гости Ростовых (Николай и графиня Марья) застали Пьера погружённым в игру с ребёнком — его тёплая заботливость контрастировала с холодностью Николая, который не видел в младенце ничего, кроме «куска мяса». Пьер же, передавая сына няне, шутливо заметил: «Ну, только не для этого [ребёнок] создан!» — подчёркивая, что его радость от встречи и отцовства переполняет.

Глава 12

В лысогорском доме существовали различные «миры», которые сохраняли свою уникальность, но гармонично сосуществовали. Приезд Пьера Безухова стал радостным событием для всех: слуги надеялись на подарки и перемены в поведении графа; дети и гувернантки ценили его умение играть на клавикордах и дарить подарки. Николенька, пятнадцатилетний племянник Пьера, обожал его как героя и идеала: он восхищался его прошлыми приключениями, связью с отцом (которого не помнил) и любовью к Наташе. Для мальчика Пьер стал символом добра и мудрости. Гости радовались его способности оживлять компанию, взрослые — облегчению в быту, старушки же надеялись, что приезд вернёт былую ясность Наташе. 

Пьер, несмотря на рассеянность, теперь тщательно исполнял все поручения Наташи, радуясь покупкам для семьи. Жизнь в семье сократила его расходы: устойчивый образ жизни стал дешевле роскошных импульсов прошлого. 

Графиня Марьиа, мать хозяина дома, после потери мужа и сына жила автоматически — её эмоции стали механическими реакциями: гнев из-за глухоты Беловой, слёзы по покойному мужу или беспокойство за Николая. Домашние понимали её состояние и снисходительно относились к капризам, видя в ней напоминание о смертности («Memento mori»). Лишь дети и гости не находили с ней общего языка. 

Пьер же, обустраивая семейную жизнь, стал более собранным. Наташа экономно следила за расходами, упрекая мужа в дорогих подарках. Их отношения основывались на взаимном уважении и стремлении поддерживать гармонию в доме.

Глава 13

Приход Пьера домой встретила его мать графиня, поглощенная гранпасьянсом. Она равнодушно приняла подарки: футляр для карт, севрскую чашку и табакерку с портретом покойного мужа (которая была ей давно обещана). Графиня избегала эмоций, предпочитая рассматривать вещицу вместо портрета. 

За чаем все разговоры подчинились привычному ритуалу: взрослые вынуждены были отвечать на графинины вопросы о знакомых (например, «князь Василий постарел»), повторяя уже известное ей. Денисов пытался завести разговор о событиях в Петербурге — Библейском обществе, Аракчееве, но Пьеру и Наташе приходилось переводить тему на безопасные для графини темы (здоровье родственников). Графиня же обижалась на критику власти, считая все новшества «благими начинаниями». 

Разговор прервал детский восторг: гувернантка Анна Макаровна завершила вязание двух чулков одновременно. Пьер, услышав радость детей, бросил формальности и присоединился к ним — для него этот момент стал символом семейного тепла, противопоставленным взрослой суете.

Глава 14

После прощания детей отъезжает гувернер Десаль, однако Николенька Болконский остаётся, умоляя тетку графиню Марью позволить ему задержаться. Пьер продолжает рассказывать собравшимся: Наташа счастливо наблюдает за мужем, Николай и Денисов расспрашивают его о политических новостях. Обсуждение скользит к правительству, которое Денисов резко раскритиковал, назвав назначения абсурдными. Николенька, прислушиваясь к разговору в углу, едва сдерживает волнение: его руки ломают перья и сургуч на столе.

Пьер предлагает создать «тугендбунд» — общество для противодействия режиму Аракчеева и Магницкого, видя в нём спасение от грядущего кризиса. Николай решительно возражает: он считает идею опасной, а присягу — обязательной. В споре он заявляет, что если правительство прикажет расправиться с таким обществом, он подчинится без раздумий. Разговор обрывается неловким молчанием.

После ужина Николенька идёт к Пьеру: «Если бы папа был жив, он согласился бы?» — спрашивает он с горящими глазами. Но Пьер неохотливо отвечает, а когда мальчик извиняется за перья, Николай грубо отвергает его: «Тебе тут и быть не следовало».

Глава 15

После ужина разговор Николая и его семьи перешел от политики к воспоминаниям о 1812 году, что сделало атмосферу дружеской. Николай, вернувшись в спальню, застал жену Машу за письмом. Она показала ему свой французский дневник с записями о детях: 

4 декабря — как её сын Андрюша перестал капризничать после нежности; 

5 декабря — мысли о том, что лишение сладостей развивает жадность у Мити. 

Николай одобрил дневник, восхищаясь старанием Маши в воспитании детей. Обсуждая Пьера, Николай возмутился его критикой правительства и присяги. Маша согласилась с мужем, но её мысли были о племяннике Николеньке: она боялась за него из-за отсутствия семьи. Николай пообещал отправить мальчика в Петербург «ненадолго». 

Потом разговор перешел на дела: Николай рассказал о планах выкупить имение, рассчитывая обеспечить детей через десять лет. Маша слушала его, но её мысли уходили к духовным стремлениям — она чувствовала вину перед племянником и желала любить всех безгранично. Лицо Марьи выдало внутреннее страдание, что обеспокоило Николая. Он прочитал вечерние молитвы, опасаясь потерять её.

Глава 16

После свадьбы Наташа и Пьер общаются особым образом — интуитивно, без логических рассуждений. Их разговоры охватывают сразу несколько тем (жизнь брата Наташи, восхищение Марией Болконской, впечатления Пьера от Петербурга), но чувства важнее слов. Наташа признаёт превосходство Марии над собой, однако требует, чтобы Пьер всё равно любил её больше всех. Он же рассказывает о своей идеи объединить людей вокруг « деятельной добродетели», но Наташа беспокоится: не кажется ли ей, что муж слишком важен для общества? Чтобы утвердиться в мыслях, она спрашивает, одобрил бы их счастье Платон Каратаев — любимый персонаж Пьера. Тот соглашается, но добавляет, что Каратаев не понял бы его социальные идеи. 

Разговор прерывается мимолётной ссорой из-за упоминания Марии: Наташа ревниво спрашивает, видел ли Пьер её. Однако они быстро мирятся, переходя к раздумьям о любви и будущем. 

Параллельно показан эпизод с Николенькой Болконским: после страшного сна (где он видит себя и Пьера в роли героев из Плутарха, а дядя Николай препятствует их пути) мальчик решает стать таким же великим, как герои. Он хочет соответствовать ожиданиям отца-князя Андрея (чьего образа он не воображает конкретно) и добиться всеобщего восхищения.

Часть 2

Глава 1

Предмет истории — жизнь народов и человечества. Древние историки объясняли движение народов через действия избранных личностей (правителей), подчинённых божественной воле, которая направляла их к заранее определённым целям. Новая история формально отвергла идею божественного провидения, но фактически сохранила аналогичный подход: она фокусируется на «героях» (политики, учёные, писатели), которые якобы управляют массами, и преследует условные цели — например, благо Европы или развитие цивилизации. 

В примере с Наполеоном: события 1789–1815 гг., начавшиеся французской революцией, привели к движению армий на восток (до Москвы в 1812 году) и последующему отступлению. Историки объясняют эти события через личные качества Наполеона, Людовиков XIV, XVIII или влияние философов, игнорируя причины массовых явлений (войны, революции). 

Автор критикует современную историю за противоречивые ответы: она не объясняет *силу*, движущую народами, вместо этого перечисляя факты вроде «Наполеон был гениален», что звучит абсурдно без связи с общественными процессами. Например, описание событий 1789–1815 гг. сводится к биографиям правителей и дипломатическим спорам, но не раскрывает истинные причины войн или социальных потрясений. 

История оказывается « глухим человеком» — она отвечает на вопросы, которые ей не задавали, избегая основополагающего: *какие силы* определяют судьбы человечества? Ответ древних (божество) был хотя бы последователен. Современная история же, отказавшись от него, не предложила достойной альтернативы, оставляя ключевые вопросы без ответа.

Глава 2

Автор анализирует различные подходы историков к пониманию силы, движущей общественные события. Частные историки связывают происходящее исключительно с волей отдельных личностей — героев или правителей (например, Наполеона или Александра). Однако их объяснения противоречивы: одни приписывают власть добродетели и гению, другие — мошенничеству. Например, Тьер считает власть Наполеона результатом его таланта, а Ланфре — обмана народа. Эти противоречия делают их ответы несостоятельными.

Общие историки признают роль множества взаимодействующих сил вместо одних лишь личностей. Однако они также погружены в противоречия: с одной стороны, утверждают, что власть правителей (например, Наполеона) возникает из условий времени и идей революции 1789 года; с другой — прямо связывают конкретные события (поход 1812 года или реставрацию Бурбонов) с волей отдельных лиц, игнорируя предыдущие объяснения. Это происходит из-за неполноты анализа: составляющие силы (деятельность Шатобриана, Талейрана и др.) не объясняют масштабное явление — покорение миллионов французов Бурбонам. Историки вынуждены возвращаться к неразъяснённой «власти» как причины, нарушая собственные же принципы.

Историки культуры видят движущую силу в идеях и умственной деятельности (например, книгах вроде «Социального контракта»). Однако их позиция не объясняет причинную связь между идеями и действиями народов: например, как книги о равенстве или любви приводят к войнам и казням. Автор критикует эту концепцию за субъективность (например, учёные приписывают влияние своей сфере) и неясность категорий («культура», «идея»). Даже здесь противоречия остаются: описывая события (поход 1812 года), историки культуры снова возвращаются к власти личности (Наполеона), игнорируя свои теории.

Таким образом, ни один из подходов не даёт однозначного ответа на вопрос о силе, движущей событиями. Все они сталкиваются с противоречиями из-за неполноты анализа или надёжания на абстрактные понятия вместо объективных причин.

Глава 3

Автор использует метафору движения паровоза для объяснения причинно-следственных связей в истории. Три мнения о движущих силах паровоза: мужик видит причины в «черте», другой — в колесах, третий — в дыме, относимом ветром. Первые два объяснения неполны и противоречивы: чтобы опровергнуть их, нужно найти истинную причину (пар). Анализ должен продолжаться до выявления последней причины — здесь это пар в котле. 

Так же в истории люди ищут «движущие силы». Одни видят её в действиях героев («черта»), другие — во вторичных факторах (как колеса), третьи — в идеях или случайностях (дым). Единственное адекватное понятие — сила, равная всему движению, но историки заменяют его искусственными объяснениями. 

Автор критикует биографические и «культурные» истории: они подобны ассигнациям — ходят как деньги, пока не задумаешься о их реальной ценности («что заставляло героев действовать?»). Общие историки пытаются создать «монету из неправильного металла», игнорируя вопрос:  что такое власть? Без ответа на него история остаётся иллюзией. 

Исторические работы, уходящие от этой проблемы, служат лишь университетам или любителям «серьёзных книжек», но не раскрывают сути общественных процессов.

Глава 4

Автор анализирует природу власти в истории, отвергая древние представления о божественном или геройском её источнике. Он утверждает, что власть не может быть объяснена физической силой (как у Геркулеса) или моральными качествами правителей (например, Наполеона или Меттерниха), так как многие исторические лидеры обладали меньшей моральной силой, чем те, кого они управляли. Власть, по его мнению, возникает из отношений между властью и массами.

Наука права объясняет власть как совокупность воль народа, переданных правителям выраженным или молчаливым согласием. Однако это определение столкнулось с противоречиями:

  1. Безусловное делегирование власти (например, легитимисты считают только одну власть законной) приводит к нелепостям в сложных исторических эпизодах (например, Французская революция: кто тогда был истинным правителем — Конвент, Директория или Бонапарт?).
  2. Условное делегирование с известными условиями (например, свобода, богатство народа) не объясняет факты типа казни Людовика XVI при исполнении королём «программы» его правления.
  3. Неопределённые условия делегирования превращает власть в случайность, зависящую от хитрости или ошибок лидеров (например, смена режимов во Франции в XIX веке: от Наполеона I до Наполеона III).

Автор критикует историков, сосредоточивающихся на биографиях правителей и мыслителей (Руссо, Наполеон), игнорируя причины массовых явлений: миграции народов, войны, революции. Примеры:
— Брожение западных народов в конце XVIII века на восток не объясняется деятельностью Людовиков или Наполеона.
— Движение русских к Казани и Сибири не сводится к характеру Ивана IV и его переписке с Курбским.
— Крестовые походы XIX века (1808–1809) не раскрываются через изучение королей или пап, а массовое брожение без цели осталось непонятным.

История должна исследовать не отдельных героев, но причины коллективного поведения народов, пока остающиеся загадкой.

Глава 5

Теория о перенесении совокупности воль народа на исторических лиц не объясняет истинные причины исторических событий (революции, завоевания и др.), так как основана на абстрактной гипотезе. Автор критикует её через сравнение с движением стада: направление стада объясняют ведущими животными, но на самом деле это зависит от множества факторов (пастбище, погоня), а не одного «вожака». Аналогично историки разного уровня ошибочно сводят события к воле отдельных личностей. Например, Наполеон III отправляет французов в Мексику, Бисмарк — прусские войска в Богемию, но это лишь видимость причинности. Власть на самом деле есть зависимость между приказом и его исполнением, но её сущность не объясняется теорией переноса воли. Автор подчёркивает: власть — реальное явление (доказано опытом), однако её причины требуют анализа связи между событиями во времени и людьми, а не мистических допущений о «воле правителей».

Глава 6

Автор рассматривает вопрос связи между человеческими решениями и историческими событиями. Божественная воля, независимая от времени, может охватывать целые цепочки будущих событий (например, развитие человечества), тогда как человек действует во времени, его приказания связаны с конкретными моментами и зависят от предшествующих условий. 

Любое исполненное действие — это лишь одно из множества возможных приказов, которые либо совпадают с ходом событий, либо остаются неосуществлёнными. Например, Наполеон никогда прямо не «приказывал» начать поход на Россию (1812 год). На деле это был результат миллиона последовательных указаний: от подготовки дипломатических документов до распоряжений армии. В то же время его многократные попытки организовать экспедицию в Англию остались нереализованы, так как не имели под собой соответствующей цепочки действий. 

Историки обобщают сложные процессы, создавая иллюзию, будто единичный приказ (например, «Наполеон захотел войны») стал причиной события. На самом деле это результат совпадения множества мелких действий с обстоятельствами. 

Структура власти, как показано на примере армии, подобна конусу: чем выше ранг (от рядового до полководца), тем меньше непосредственное участие в действиях и больше роль в отдаче приказов. Вершина конуса — высшая власть, почти не участвующая в исполнении, но направляющая массы через цепочку распоряжений. 

Таким образом, человеческие приказания не являются причинами событий, а лишь сопровождают их, совпадая или расходясь с ходом обстоятельств. Зависимость между волей и действием определяется временным контекстом и иерархией власти.

Глава 7

В главе рассматривается возникновение власти и её связь с общественными событиями. Автор приводит пример людей, тащивших бревно: каждый выражал своё мнение о способах действий, но после выполнения задачи оказывалось, что один из них «приказал» без явного намерения. Это демонстрирует первобытную форму власти, где действия массы непроизвольно соотносятся с чьим-то мнением, которое затем выступает как приказ.

В обществе постепенно формируется разделение ролей: те, кто больше руководит (высказывают оправдания и предсказания действий), меньше участвуют в физическом труде. Наоборот, активные исполнители — менее обдуманны. В больших группах это разделение усиливается, так как «приказчики» всё меньше связаны с прямым действием.

Автор подчёркивает, что оправдания массовых событий (войны, революции) служат для снятия нравственной ответственности. Например, французская революция объяснялась свободой и равенством, а последующая диктатура — необходимостью единства и отпора Европе. Эти оправдания противоречивы, но их роль в общественном сознании непременна.

Историки ошибочно считают события результатом приказов властей (законов, решений лидеров). Однако на деле приказы лишь совпадают со событиями по времени и смыслу. Власть определяется как отношение людей, где степень участия в действии обратно пропорциональна роли руководителя.

Движение народов порождается не властью или интеллектом, а совокупной деятельностью всех участников. Те, кто напрямую участвует (например, солдаты), берут меньшую ответственность за события, тогда как «руководители» — большую, но их роль иллюзорна: они лишь отражают уже происходящее.

В физическом плане движение вызывается массами, в нравственном — оправданиями власти. Однако причина событий лежит в их взаимодействии. В конечном счёте, как в физике (например, взаимодействие тепла и электричества), исторические процессы подчиняются законам, которые невозможно полностью объяснить — они просто «так есть».

Глава 8

В этой главе рассматривается вопрос о свободе воли как основополагающей проблемы истории. Автор подчеркивает, что история не может игнорировать сознание человека своей свободы: если каждый человек свободен в своих поступках, то история становится случайным набором событий без закономерностей. Однако если существуют всеобщие законы (например, статистические или природные), это означает отсутствие свободной воли. Возникает противоречие: с одной стороны, человек подчиняется законам необходимости (биологии, общества, природы); с другой — внутренне ощущает себя свободным, способным выбирать свои действия.

Сознание свободы, по мнению автора, не поддается логическому или эмпирическому объяснению. Оно является самостоятельной категорией, независимой от разума: человек может тысячу раз наблюдать, что его выбор определяется обстоятельствами или характером, но каждый раз будет чувствовать возможность поступить иначе. Это сознание свободы лежит в основе понятий морали (совести), права (ответственности) и богословия (греха). Без него невозможно представить жизнь как стремление к большей свободе (например, богатство, власть, здоровье).

Автор критикует современных учёных (особенно естествоиспытателей), которые объясняют человека исключительно через биологию или эволюцию (например, происхождение от обезьян). Такой подход игнорирует сознание свободы — уникальную черту человечества. Подобно штукатурам, закрывающим церковные окна своей штукатуркой, они упрощают проблему, сводя её к одной стороне (физиологии), и не решают вопрос о взаимосвязи свободы и необходимости. Философские дискуссии о воле остаются актуальными, так как требуют учёта как объективных законов, так и внутреннего сознания человека.

Глава 9

История имеет преимущество перед другими науками (богословием, этикой) в решении вопроса о взаимосвязи свободы и необходимости. Она рассматривает не саму человеческую волю, а представление о ней в прошлом, что исключает противоречия между свободой и необходимостью. В реальной жизни любое действие человека воспринимается как их сочетание: например, поступок Наполеона III или выбор прогулки видятся одновременно свободными и обусловленными.

Философия истории должна определять суть свободы и необходимости через анализ конкретных явлений жизни, а не подгонять факты под абстрактные понятия. В каждом действии человек сочетает долю свободы и необходимости в обратно пропорциональном соотношении: чем больше одной, тем меньше другой.

Это отношение зависит от трёх оснований:

  1. Внешние условия: Чем яснее влияние окружающего мира на человека (например, тонущий — менее свободен), тем выше необходимость.
  2. Временная дистанция: События далёкого прошлого (переселение народов) воспринимаются как неизбежные, тогда как близкие в времени действия кажутся более произвольными.
  3. Понимание причинных связей: Чем больше известно о причинах поступка (воспитание преступника в злой среде), тем выше доля необходимости и ниже свобода.

Законодательства признают невменяемость или смягчающие обстоятельства, исходя из этих факторов. Виновность зависит от знания условий поступка, временной удаленности события и доступной информации о причинах действий. Чем больше известно о них — тем меньше свобода, больше необходимость.

Глава 10

Автор рассматривает взаимосвязь свободы и необходимости в человеческой жизни, показывая, что их представление зависит от связи человека с внешним миром, временного периода и доступности причин. Чем больше человек связан с окружающей средой (больше препятствий, известные причины), тем явственнее необходимость и слабее свобода. Наоборот, в изоляции от условий, при близости к моменту действия и неочевидных причинах, свобода кажется преобладающей. Однако ни полная свобода, ни абсолютная необходимость невозможны.

Основные аргументы:

  1. Пространство: Действие человека всегда обусловлено физическими ограничениями (тело, окружающие объекты). Без них свобода требовала бы существования вне пространства — что невозможно.
  2. Время: Даже моментальный выбор ограничен прошедшим мгновением; воспроизведение решения в другое время не доказывает свободу, так как контекст уже изменился. Вне времени действие немыслимо.
  3. Причины: Цепь причин бесконечна, поэтому полное знание её невозможно — всегда остаётся «доля свободы».

Автор противопоставляет разум (законы необходимости: пространство, время, причинность) и сознание (свобода как ощущение самости). Человеческая жизнь есть их сочетание: свобода — содержание, необходимость — форма.

История изучает проявления свободы в рамках необходимости, но её «суть» остаётся метафизической, как и сила тяготения для физики. Знание законов (экономика, история) лишь частично объясняет жизнь; необъяснённое называется свободой — аналог «жизненной силы» в науках.

Глава 11

Глава посвящена роли свободы воли в исторических процессах. История, как наука, стремится определить законы движения человеческих действий, сравнивая их с законами природы (например, Кеплера и Ньютона). Признание свободной воли как независимой от причин силы разрушает возможность нахождения исторических законов, аналогично тому, как это уничтожило бы астрономию. 

История рассматривает движения человеческих воль: их начала скрыты, но концы проявляются в пространстве, времени и причинах. Чем масштабнее изучение, тем явственнее законы. Старая история разбивала причины на бесконечно малые элементы, теряя смысл; новая должна отвергнуть поиск причин, как это сделали математика (анализ бесконечно малых) и естественные науки (законы вместо причин). 

Ньютон показал: закон тяготения объединяет все тела, игнорируя их «причины». История должна найти законы, общие для всех элементов свободы людей — бесконечно малых, но связанных. Задача науки — не описать эпизоды, а открыть эти универсальные закономерности.

Глава 12

После открытия закона Коперника, доказавшего движение Земли вместо Солнца, древняя космография была разрушена. Однако птоломеевская система продолжала изучаться до тех пор, пока не победила истина. Аналогично, открытие статистических законов (например, зависимости рождаемости или форм правления от географических и экономических условий) подорвало основы традиционной истории, рассматривающей события как результат свободной воли людей. Несмотря на это, история как учение о личных решениях продолжает существовать параллельно новым наукам (статистике, политической экономии), противоречащим её принципам. 

Ранее богословие защищало гелиоцентрическую модель как часть откровения, обвиняя Коперника в разрушении веры. Современно же оно аналогично сопротивляется законам исторической необходимости, видя в них угрозу понятию души, морали и учреждений. Приверженцы новых взглядов (подобно Вольтеру) ошибочно используют законы как оружие против религии, но на самом деле они не отрицают духовные основы — лишь переосмысливают их в новом контексте. 

Суть спора: традиционное мышление упорно цепляется за иллюзию независимости личности (как раньше — за неподвижность Земли), игнорируя, что признание зависимости от объективных законов (пространства, времени, причин) открывает путь к научным понятиям. Как движение Земли стало ключом к астрономическим законам, так зависимость человека от внешних факторов — к историческим законам. Отказаться от иллюзии «свободы» или «неподвижности» сложно, но необходим для прогресса познания.

Другие тома:  Том 1,  Том 2,  Том 3,  Том 4,  Эпилог

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Эпилог. Картинка к произведению

Эпилог кратко за 2 минуты

Сейчас читают